«Тихий Дон»: загадки шолоховской рукописи
Шолоховские рукописи «Тихого Дона»
Новый шаг в раскрытии загадок романа
PR-акция вместо научного изучения рукописей
Вопрос с рукописями требует отдельного и обстоятельного рассмотрения. В свое время этот вопрос подробно рассматривался нами еще в 2000 году[i]. Весь характер его обсуждения, подачи академической и широкой общественности говорит о стремлении клана «шолоховедов» создать прикрытие своих позиций вненаучными методами, за счет PR и манипуляций массовым сознанием. Делалось это следующим образом. С одной стороны, шла активная пропаганда самого факта находки, чем достигалось важная цель: замещение в общественном сознании одного вопроса (проблема авторства Шолохова) другим – существованием шолоховских рукописей романа «Тихий Дон». Все многообразие проблем, связанных с возможным плагиатом и использованием М.?Шолоховым чужих рукописей, просто не рассматривалось и не упоминалось. С другой стороны «шолоховедами» без каких-либо обсуждений и доводов внедрялась в общественное сознание странная и ненаучная аргументация, что, якобы, сама находка рукописей уже является доказательством шолоховского авторства и снимает все вопросы и сомнения.
Как один из характерных примеров приведем слова Н.?Скатова, директора ИРЛИ РАН: «…найдено более 800 страниц. И тут уж последние сомнения в авторстве Шолохова отпадают, потому что на этих страницах отражен творческий процесс, вся кухня, вся писательская лаборатория представлена»[ii]. Заметим, что столь однозначные заключения и суждения высказываются не только до появления каких-либо научных работ, исследующих найденную рукопись, но и до ее научного издания. Еще в 1991 году, в одной из передач Ленинградского телевидения цикла «Истина дороже», посвященной проблеме авторства «Тихого Дона», ведущий передачи, журналист Виктор Сергеевич Правдюк указывал на странность такой аргументации «шолоховедов»: «Если я своею собственной рукой перепишу роман “Бесы” и предъявлю такую “рукопись”, то это вовсе не будет означать моего авторства».
Открытого доступа к рукописи нет, и желающие проверить слова Н.?Скатова и многие подобные высказывания других «шолоховедов», такой возможности лишены. Вместо научных аргументов и научной дискуссии мы встречаемся с попыткой навязывания научному сообществу и широкой общественности своей, априорно правильной, точки зрения. Но ведь обсуждается вопрос большой общественной и государственной значимости – история и обстоятельства создания одного из крупнейших произведений национальной русской литературы ХХ века. Можем ли мы столь легко принимать явные манипуляции нашими представлениями? Почему такие видные представители академического научного сообщества, связанные с шолоховедением, как Н.?Скатов, Ф.?Кузнецов и др., позволяют еще до всякого научного рассмотрения и исследования рукописей, фактически предрешать результаты такого исследования? Ниже мы еще подробно коснемся вопроса о том, действительно ли на страницах этой рукописи «отражен творческий процесс, вся кухня, вся писательская лаборатория» Шолохова, а пока отметим, что такой подход во многом профанирует научную деятельность и в перспективе подрывает общественное доверие к нашему гуманитарному научному сообществу в целом.
Рассмотрим несколько подробнее деятельность «шолоховедов» (и, прежде всего ИМЛИ в лице бывшего директора, Ф.?Кузнецова) в отношении рукописей в период, последовавший за приобретением шолоховских рукописей с конца
Еще один вопрос – полнота воспроизведения рукописи, все ли листы ее напечатаны – или имеются исключения? Вопрос неслучайный, поскольку в представленном в ноябре 2006 года комплекте, например, отсутствуют страницы двух первых «начальных глав романа» редакции 1925 года. Почему оказались выпущенными из издания листы, вероятно, наиболее интересные для воссоздания предыстории текста? Мы можем констатировать поразительный итог многолетней, якобы научной, академической работы наших «шолоховедов»: самодеятельная публикация фрагментов рукописи журналистом Колодным свыше десяти лет назад оказалась намного более информативной, чем результат семилетней работы академического института! Или же руководство ИМЛИ просто использует вопрос рукописей как один из источников дополнительного финансирования жизнедеятельности института и, следовательно, заинтересована в максимальном «продлении» исследований и затягивании разрешения проблемы. Но в таком случае «шолоховедам» не следовало бы «забегать впереди собственного паровоза» и до завершения научной разработки рукописей громогласно возвещать о «решении всех проблем» с авторством Шолохова.
Заодно было бы логично задать «шолоховедам» (во главе с бывшим директором ИМЛИ Феликсом Кузнецовым) еще один вопрос: в связи с чем факсимильное издание рукописей, осуществленное к юбилею М.?А.?Шолохова
Все это, наконец, подводит нас к главной проблеме: какие все-таки имеются основания у наших «шолоховедов» для того, чтобы настойчиво объявлять вопрос закрытым? Разве само по себе существование рукописей М.?Шолохова доказывает оригинальность его творчества в деле создания всемирно известного романа? Ведь были же известны более сорока лет и давно опубликованы страницы рукописей Шолохова 3-й и 4-й книг романа? И этот факт, сам по себе, никак не отразился на критическом отношении исследователей к авторству Шолохова. Никто из серьезных исследователей никогда не сомневался ни в существовании рукописей у Шолохова, ни в том или ином его участии в создании текста «Тихого Дона». Проблема заключалась и заключается в другом, а именно: имел ли место в работе Шолохова над романом факт плагиата. Т. е. использовал ли Шолохов чужой, завершенный или незавершенный, художественный текст, который и положил в основу своего романа. И когда Александр Солженицын писал, что неизвестны шолоховские рукописи, то он имел в виду не просто существование (или отсутствие) листов, написанных (или переписанных!) шолоховской рукой, а существование рукописных шолоховских черновиков, по которым можно было бы проследить творческую работу Шолохова по созданию казачьей эпопеи.
Предварительный анализ найденных рукописей: новые свидетельства соавторской работы Михаила Шолохова
Рассмотрим теперь, какое новое знание дает исследователям «найденная» и обнародованная шолоховская рукопись. Оговоримся сразу: подробное исследование этих рукописных страниц еще впереди и потребует, безусловно, длительного и тщательного, постраничного изучения материала. Ниже мы попытаемся охарактеризовать ее в целом и дать свои первые впечатления от беглого знакомства с восемью с половиной сотен рукописных страниц факсимильного издания.
Во-первых, бросается в глаза, что вопреки многократным громогласным заявлениям «шолоховедов» в представленной рукописи фактически нет ни одного листа черновика. Если под черновиком подразумевать первичный авторский текст – когда авторские образы, персонажи, действие, существовавшие до этого еще только в голове писателя, впервые ложатся строчками на страницы рукописи. Здесь же, у Шолохова, мы видим, что «найденная» рукопись представляет собою позднейшую редакцию какого-то исходного, неизвестного нам пока рукописного текста. Это первый, принципиальный вывод, и ни один добросовестный текстолог не станет утверждать обратное: наличие на некоторых страницах исправлений и изменений отдельных слов и фрагментов текста вовсе еще не означает, что мы имеем дело с черновиками. Сотни (!!) страниц текста романа с многочисленными персонажами, диалогами, исторической фактурой, топонимикой и проч. написаны сходу, практически набело?(!), и лишь кое-где встречается вторичная немногочисленная шолоховская редактура. Никоим образом такие рукописные листы не могут быть признаны черновиками! Что же касается немногих страниц, содержащих интенсивную правку, то она нацелена, прежде всего, на композиционную редактуру текста, на исключения или перестановки тех или иных фрагментов и эпизодов и они также не могут быть признаны исходными черновиками романа – а лишь вторичной редакторской правкой. Подробнее характер такой правки нами будет рассмотрен ниже.
До трети листов рукописи являются беловиками, переписанными практически без помарок и исправлений, причем, судя по почерку, вообще принадлежат не Шолохову. Скорее всего, эти листы набело переписывались женой М.?Шолохова, Марией Петровной, и ее сестрами. Имеются устные свидетельства о том, что тесть Шолохова, П.?Я.?Громославский, «рассаживал нас в кружок, раздавал рукописные листки и заставлял переписывать...» Вполне возможно, что рукописные «беловики» как раз и были написаны таким образом. В этом нет, конечно, ничего противоестественного, но мы просто должны отметить это важное обстоятельство: создание романа в доме Громославского носило характер коллективного семейно-литературного труда и возможно, что весьма активную роль в этом процессе играл тесть Шолохова.
Ф.?Кузнецов в своей книге упоминает о том, что большая ее [рукописи] часть (673 страницы) – написаны рукой Шолохова; оставшиеся 247 страниц переписаны набело женой писателя Марией Петровной (большая часть), и ее сестрой Ниной Петровной Громославской…»[iii] Заметим, однако, что из сведений, приводимых в работе «шолоховеда», мы не знаем ни на чем основывалась почерковедческая экспертиза (следовательно, не можем и проверить правильность постановки самой задачи), ни распределения «женских» листов рукописи по всему корпусу. Не имеют исследователи для текстов, написанных почерком, скажем, Марии Петровны, перечня и анализа характера редакционных изменений, вносимых рукой Шолохова, и наоборот. Кузнецов не сообщает нам, имеются ли в рукописи случаи исправления написанного Шолоховым текста, вписанные в рукопись рукой Марии Петровны или кем-либо еще. Нет сводки почерковедческой экспертизы по маргиналиям: все ли замечания и исправления на полях рукописных листов принадлежат руке Шолохова? Или Серафимовича? Фактически автор просто ушел в сторону от одного из главных вопросов – реконструкции реального процесса создания текста романа в рабочем коллективе семейства Шолоховых – Громославских. Повторим снова нашу мысль, высказанную еще два года назад: профессиональный уровень разработки и подачи материала в кузнецовском folio с точки зрения текстологии и грамотной публикации и введения в оборот нового материала не выдерживает никакой критики.
Слепое копирование чужой рукописи
Во-вторых, по ряду признаков уже сейчас обнаруживается, что автор (или авторы) этих рукописных листов слепо копировали некий исходный текст, плохо понимая его содержание и, вследствие этого, допуская характерные ошибки и описки, что, в свою очередь, должно подтверждать версию о «плагиате», об использовании чужой (или чужих) рукописи. Вот, например, в рукописных листах, относящихся к 3-й и 4-й главам четвертой части романа имеются отрывки текста, в которых автором приводятся несколько фраз на немецком языке (в эпизодах встречи Валета на передовой с немецким солдатом и в эпизоде атаки казаками немецких укрепленных позиций в Трансильвании, в которой участвует и получает ранение Григорий Мелехов). Тексты на немецком языке – небольшие по объему, но составлены вполне грамотно, со знанием разговорной немецкой речи.
Удивительное дело! Ведь до нас не дошло вообще никаких свидетельств о реальном знании Шолоховым иностранных языков! Откуда же возникли в романе эти строки? Несколько немецких фраз в 4-й главе четвертой части в устах немецкого офицера, подбадривающего в окопе своих солдат во время атаки казаков в Трансильвании осенью 1916 года, вообще выделяются тем, что их русский перевод в романе в сноске внизу страницы не совсем точен: немецкая фраза несет в себе фразеологизм, характерный именно для немецкой разговорной речи. И переведен он на русский язык хотя и литературно, но лишь приблизительно. Следовательно, из всего вышеописанного вытекает следующее. Немецкий текст в «Тихом Доне» был первоначальным, исходным – авторским, а не был создан путем перевода русского авторского текста фрагментов на немецкий язык (в последнем случае можно было бы с определенной натяжкой предположить, что немецкие фрагменты могли появиться в романе «по заказу» Шолохова, переведенные кем-то еще по его просьбе). При этом автор должен был в совершенстве владеть немецким языком, ощущать тонкие нюансы разговорной речи.
Но еще интереснее то, что в рукописи – немецкий текст отсутствует! Вместо немецких строк в тексте имеются лакуны, причем число пустых строк варьируется в соответствии с объемами этих фрагментов. К каждой такой лакуне придается сноска внизу страницы, где приведен русский перевод отсутствующих немецких фраз. Можно ли, видя все это, сказать, что перед нами находится черновик «Тихого Дона»? Или же, что гораздо более вероятно, следует считать, что мы просто имеем дело с шолоховской компиляцией?
Мы располагаем сегодня интересными свидетельствами Наума Шафера о встрече Шолохова с группой студентов в Казахстане в сентябре
«– Михаил Александрович, – раздался из середины зала спокойный мужской голос, – я как преподаватель немецкого языка обратил внимание на то, что в “Тихом Доне” иногда попадаются фразы на этом языке. Вы свободно им владеете или вам кто-то помог? Может быть, знаете и другие языки?
– Никаких иностранных языков я не знаю. И, между прочим, знать не хочу. Я не Эренбург, мне это не нужно».
Вот так! «Не знаю, и знать не хочу»! А откуда же тогда взялись «немецкие фрагменты» в романе, кто же все это писал?.. И ведь ни один шолоховед даже не обсуждает эту или подобные ей проблемы...
Еще более выразительный случай встречается нам в начале 3-й главы четвертой части «Тихого Дона», рассказывающей об участии казаков в боях в Галиции осенью 1916 года. Описывая молодого прапорщика, Шолохов пишет:
«...ходил вдоль колонны, и захлюстанная длинная шинель с присохшей к подолу грязью болталась меж ног, как овечий курюк».
Да, да, читатель, не курдюк (как позднее, исправленное редакторами, читалось во всех печатных изданиях романа), а именно курюк. Описка? Не совсем. Можно, конечно, в рукописи пропустить букву в слове, это вполне естественное явление, особенно, если писать роман по ночам. Но в данном случае у Шолохова мы встречаем двойную ошибку, исключающую случайность описки. Шолохов в рукописи приходит на помощь читателю: он ставит за словом «курюк» галочку [х)], а внизу рукописного листа дает к нему пояснение, сноску:
«курюк – овечий хвост».
То есть, на одной странице Шолохов дважды допускает грубую ошибку в написании общеизвестного для всех сельских жителей Юга России, а казакам-то в особенности, причем повтор исключает в данном случае случайную описку. Получается, что Шолохов просто не знает этого слова и оперирует с ним именно так, как если бы слепо переписывал не свой, а чужой текст. Но как же мог Шолохов, во-первых, не знать слова «курдюк», если в тексте его, якобы, романа встречается множество слов казачьего и сельского повседневного обихода. А во-вторых, что более интересно, каким же образом, Шолохов, не зная этого слова (невозможно перепутать курдюк и курюк!), ввел его в сочиненный якобы им самим текст романа? Ответ здесь напрашивается сам собою – художественный текст повествования об участии казаков в германской войне создавался Шолоховым на основе переписывания текста чужой рукописи, отдельные места которой были плохо понятны или написаны неразборчивым для самого Шолохова почерком.
На похожую характерную «ошибку переписчика» указывает в своей статье в настоящем сборнике и ростовский историк А.?Венков, когда анализирует первые страницы рукописи, связанные с рассказом о происхождении рода Мелеховых. Там у Шолохова упоминается имя Сурсан, никогда не встречавшееся на Дону, и в последствии замененное на имя Люшня. Однако Венков вполне правдоподобно замечает, что происхождение имени «Сурсан» связано, скорее всего, с неправильно прочитанным в чужой рукописи именем Бурсак[v]. Еще ранее Венков неоднократно указывал на неясные места в тексте романа, возникновение которых весьма вероятно связано с «плохим прочтением» Шолоховым чужого рукописного текста при инкорпорировании его в текст своего романа.
Например, на верхнем Дону не существует хутор под названием Гниловский, который встречается у Шолохова. Но по всем топографическим и иным данным в тексте скорее всего имелся в виду хутор Тиховский юрта Мигулинской станицы, а Гниловский появился при неправильном прочтении вместо заглавной “Т” – “Гн” и вместо “х” – “л”[vi]. Столь же вероятна догадка А.?Венкова о генезисе загадочной фразы, о происхождении которой впоследствии сам Шолохов ничего сказать не мог: «...служили надежнейшим оплотом всем бунтарям, начиная с Разина и кончая Секачом» (ТД: 6, I, 9). Такого исторического деятеля, Секача, на Дону известно не было. Но был Пугач (Емельян Пугачев), и вот его-то, по мнению А.?Венкова, вполне вероятно и спутал Шолохов – «переписчик», с трудом разбирая трудный почерк чужой рукописи.
Каждому из приведенных случаев можно найти и иные объяснения, но взятые все вместе они говорят о том, что оснований для сомнения в шолоховском авторстве более чем достаточно.
Нарушение смыслового единства рукописного текста как результат шолоховского «редактирования»
Теперь мы рассмотрим выявленные нами ошибки и нестыковки иного рода, связанные не с плохим прочтением, а с плохим пониманием самого текста (чужого?!), с которым работает Шолохов. Тщательно проанализируем первые страницы рукописи, на которых начинает складываться шолоховское повествование – это первые семьдесят – восемьдесят листов. Описание этих страниц нам знакомо и по публикациям Льва Колодного, начиная с 1990 года, и по книге Феликса Кузнецова[vii]. Однако, в силу невысокой профессиональной подготовки «публикаторов», а может – прежде всего в силу ангажированности, стремления во что бы то ни стало доказать именно свою, заранее объявленную, позицию, многое не попало в поле зрения этих давнишних и «многоопытных» шолоховедов.
Заметим, что в первом рукописном варианте шолоховского текста действие разворачивается, во-первых, в станице (а не в хуторе), расположенной на правом берегу Дона, признаки «станицы» рассыпаны по всему тексту первой части. Во-вторых, имена действующих лиц – отличны от того, что мы встретим позднее в опубликованном варианте романа: Прокофий и Пантелей имена не деда и отца Григория, а более далеких предков, а отца Григория зовут Иван Семенович (иногда – Иван Андреевич!). В-третьих, Аксинья Астахова именуется часто Анисьей, у нее, якобы бездетной (как напоминает она Григорию во второй части романа), имеется восьмилетний (!) сын Мишка, скачущий под дождем на улице. В последующем этот персонаж полностью исчезает из повествования. В-четвертых, Астаховы – не только соседи, но и дальние родственники, поскольку Пантелей Мелехов, оказывается, взял в жены соседскую Дуняшку Астахову. Мы явно сталкиваемся с не устоявшимся текстом, и интересно было бы проследить как происходило его формирование на страницах рукописи.
Рукописные страницы первой редакции имеют определенную структуру, которая задается существующей в рукописи тройной сквозной нумерацией страниц. Тройная нумерация вероятно отражает три последовательные стадии формирования текста, причем все изменения нумерации связаны с формированием текста первых трех глав романа. Одновременно, мы встречаем важные хронологические маргиналии – последовательные записи дат на полях рукописи слева от текста.
Первая и, очевидно, самая ранняя нумерация проставлена в правом верхнем углу фиолетовыми чернилами с характерным подчеркиванием цифр и проставлением точки справа от них. Она начинается с эпизода проводов казаков в лагери (в окончательном варианте – 3-я глава), вполне стереотипна и однообразна и продолжается, последовательно и без пропусков, вплоть до страницы под номером 46 за одним, впрочем, исключением: отсутствуют на своем месте страницы с 41-й по 44-ю.
Вторая нумерация проставлена синим карандашом путем зачеркивания предыдущей нумерации и написания поверх нее новой, которая оказывается везде на «старых» страницах увеличенной на «8». Это исправление образовано из-за двух шолоховских вставок, которые помещены им перед первой страницей со старой нумерацией. Первой вставкой являются 4 ненумерованные страницы эпизода утренней рыбалки Григория с отцом, во время которой отец предупреждает Григория о недопустимости замеченного им «сближения» сына с женой соседа, с Аксиньей.
Давно уже многими исследователями, в том числе и нами, обращалось внимание на неорганичность размещения этого эпизода: отец делает замечание сыну относительно событий, которые, как явствует из последующих глав, еще даже не произошли, не имели место – как же все это может быть? Интересно отметить здесь и нарушение таким перемещением эпизода внутренней, скрытой хронологии действия: Григорий упоминает на рыбалке, что «месяц на ущербе, клева не будет». Но рыбалка эта происходит, якобы, перед Троицей, на которую как правило приходится полнолуние, и третья лунная фаза (месяц на ущербе утром) должна наблюдаться примерно через неделю после Троицы и покоса, с которого и началось в романе действительное сближение Григория и Аксиньи. Следовательно, в этом случае мы, с большой долей вероятия, имеем дело с механическим перемещением цельного эпизода. Перестановку явно вторичного характера, нарушающую определенную первоначальную внутреннюю авторскую логику развития сюжета. Создать такую коллизию в процессе действительной первичной авторской работы над черновым текстом возможно лишь в случае невменяемости автора.
Второй вставкой служат четыре страницы эпизода, описывающие продолжение рыбалки. Вводятся новые важные персонажи: друг Григория, Митька Коршунов, с которым он идет продавать выловленную рыбу купцу Мохову, и дочь купца, Елизавета. Эти четыре страницы имеют первичную нумерацию с 41-й до 44-й страницы, которая зачеркнута, как и на последующих страницах, синим карандашом! Новой нумерации (синим карандашом) на вышеупомянутых восьми страницах не проставлено. Что касается второй вставки, то она интересна тем, что здесь мы также встречаем разрыв и нарушение последовательности событий и внутренней хронологии повествования. Пришедшие к купцам молодые казаки видят перед Елизаветой Моховой: «на блюдечке черная малина». Малина в конце мая – явный анахронизм, а о том, что это не описка, говорит многократное упоминание малины дальше: «пахнет возле нее… черной малиной», «ягодка малины… покоилась в теплых губах…». Заметим, что уже в журнальном издании малина была заменена на клубнику. Если обратиться к страницам с нумерацией “
Отметим также еще одно дополнительное обстоятельство, подтверждающее, что реальное время действия в этом эпизоде относится к августу месяцу: просьба Елизаветы к Митьке взять ее на рыбалку, которую она изъявляет в разговоре с Митькой, была выполнена именно в августе, хотя это продолжение развития сюжета читатель встречает лишь во второй части «Тихого Дона». Так что и здесь мы можем констатировать, что имеем дело в рукописи с искусственным, механическим переносом фрагментов с нарушением первично сложившейся хронологии и внутренней связности текста. Отметим также, что на странице рукописи с нумерацией 39?(47) в последний раз встречается отметка о дате: на левом поле страницы написано “28?/ XI”.
И, наконец, третья нумерация (черными чернилами, слева от предыдущих нумераций) страниц начала романа (ранней редакции первой части) появляется в самом начале рукописи после вставки четырех страниц с хорошо известным рассказом о происхождении семьи Мелеховых: «Мелеховский двор на самом краю станицы…». Вставленные эти страницы получают номера с 1-й до 4-ю, эпизод рыбалки – с 5-й по 8-ю, эпизод продажи рыбы у Моховых – с 9-й по 12-ю. И дальше имевшиеся уже страницы получают нумерацию, по сравнению с первоначальной, на 12 номеров большую. Слева – на полях новообразовавшейся первой страницы – дата “15?/ XI”, на четвертой – дата “16?/ XI”. Вот, казалось бы, и все.
8 ноября, как считают шолоховеды во главе со «специалистом»-текстологом Феликсом Кузнецовым (ведь он еще семь лет назад, только получив в свои руки рукопись в декабре 1999 года, во всеуслышание объявил, что все проблемы с шолоховской рукописью уже решены, никаких загадок не осталось), Михаил Шолохов начал работу над романом «Тихий Дон» (очевидно, чтобы никто не перепутал, написал на первой же странице и название) и к 14 ноября сумел написать 15 страниц, каждый день отмечая дату своей работы на полях рукописи. 15 ноября он приостанавливает свое поступательное движение, возвращается к началу и пишет за два дня 4 страницы истории рода Мелеховых. Далее, в тексте появляются два эпизода, связанные с рыбалкой и продажей рыбы Моховым, и дальше Шолохов возобновляет работу над повествованием с прерванного ранее места. На странице 16-й (28 – по третьей нумерации) он ставит число “17?/ XI” и так дальше вплоть до 27 ноября.
А вот теперь, давайте подумаем, как же все это могло получиться? Л.?Колодный и Ф.?Кузнецов неоднократно убеждали нас, что мы имеем дело с черновой рукописью шолоховского романа, что Михаил Шолохов именно 6 ноября приступил к созданию своей эпопеи, давшей ему со временем мировую славу и известность. Но неизбежно возникают некоторые вопросы:
1) Когда, какого числа были написаны Шолоховым вставленные в начале рукописи страницы (№№5–8), посвященные рыбной ловле Григория и его отца? Ведь судя по содержанию этого отрывка, они уже существовали в готовом виде и были лишь перенесены и вставлены на свое место где-то 16 ноября.
2) Тот же вопрос можно задать относительно отрывка, связанного с Лизой Моховой (№№9–12 по третьей, и №№41–44 по первой нумерации) и удивление здесь будет еще значительнее. Судя по содержанию этого фрагмента (малина в мае!) и временным отметкам на полях страниц с близкой нумерацией (№39 – 28 ноября), этот эпизод был уже написан Шолоховым. По крайней мере, мы видим, что представленные нам рукописные листы с первичной нумерацией от №1 до №45 писались последовательно, и на них последовательно наносились даты «создания»: 6 – 14 ноября и 17 – 28 ноября.
Мы видим, что последовательность создания Шолоховым своей рукописи была следующей: сначала начал писать страницы, начиная с №1 (по первой нумерации), посвященные проводам казаков в лагери. В какой-то момент он решил вставить два отрывка по четыре страницы, связанных с утренней рыбалкой («месяц на ущербе»), в связи с чем синим карандашом была зачеркнута старая нумерация страниц и этим же карандашом вписана новая, вторая – увеличенная на 8 страниц. И, наконец, на третьем этапе Шолохов вставляет в начало повествования историю рода Мелеховых – четыре страницы – и в третий раз перенумеровывает все страницы. Но как же в этом случае он мог бы до 15 ноября 1926 года вставить в рукопись страницы, описывающие визит к Моховым, которые, судя и по содержанию, и по «первой» нумерации страниц, были им написаны лишь после 28 ноября?
Конечно, можно просто ограничиться глубокомысленным заключением: «тайна сия велика есть» и не тратить сил на раздумья, что и делают, кстати, все известные «шолоховеды». Мы же выскажем два возможных объяснения, не исключающих, а, возможно, дополняющих друг друга. Первый возможный вывод состоит в том, что даты работы Шолохова, расставленные на полях рукописи – простая бутафория и расставлены задним числом. Но тогда автоматически возникает сомнение – не бутафория ли вообще вся рукопись, претендующая на то, чтобы быть черновой авторской рукописью «Тихого Дона»? Второе возможное объяснение, впрочем, не исключающее первое, может состоять в следующем: характер рукописи – исправление отдельных слов и выражений, а также вносимые композиционные изменения в порядок следования эпизодов, дополнения и т. д. – свидетельствует о работе с уже сложившимся первичным текстом (шолоховского, соавторского, или чужого, авторского, сказать в настоящее время пока не представляется возможным), то есть данной рукописи должны предшествовать страницы другой, более ранней редакции!
Таким образом, факсимильное издание шолоховских рукописей «Тихого Дона» не только не закрывает вопроса о шолоховском плагиате, но обещает, несмотря на все ухищрения «шолоховедов», открыть новые возможности для воссоздания истинной истории возникновения этого удивительного произведения русской литературы ХХ века.
