airo-xxi.ru

  • Увеличить размер
  • Размер по умолчанию
  • Уменьшить размер
Home Проект АИРО-XXI «СССР-100» Андрей Макаров СИСТЕМЫ ГЛОБАЛЬНОГО СОЦИАЛЬНОГО ПАРАЗИТИЗМА: РАННЯЯ ИСТОРИЯ (XV–XVIII вв.)

СИСТЕМЫ ГЛОБАЛЬНОГО СОЦИАЛЬНОГО ПАРАЗИТИЗМА: РАННЯЯ ИСТОРИЯ (XV–XVIII вв.)

С.И. Валянский к.ф.-м.н., доцент НИТУ МИСиС, доцент
И.С. Недосекина к.ф.-м.н., доцент НИТУ МИСиС, доцент
А.Г. Макаров к.ф.-м.н.


Созданная сегодня система глобального социального паразитизма отличается от своих более ранних форм только масштабам. А механизмы его возникновения и функционирования были сформированы еще в докапиталистическую эпоху. Строились они под действием объективных причин, элементарных человеческих инстинктов и в рамках господствующих целей.
Для выявления механизмов лежащих в основе социального паразитизма можно использовать принципа Кулона для анализа исторических фактов и процессов.


«Противорынок»

С эпохи великих географических открытий (XV век) можно начинать отсчет появления двух типов рыночной экономики. Первый тип – это розничный рынок (рынки, лавки, торговля в вразнос, повседневный рыночный обмен, местная торговля или обмен на небольшие расстояния). Он носит регулярный, предсказуемый, рутинный характер и открыт как для крупных, так и для мелких торговцев. Второй тип – это «противорынок», (этот термин ввел Ф. Бродель [1]). Это крупная торговля, ярмарки, биржи, торговля на большие расстояния. Ею занимались крупные дельцы, которые розничной торговлей не занимались. Они получили в Италии название негоциантов, чтобы отличить их от мелких торговцев. Негоцианты занимались такой торговлей когда неизвестна цена покупки товара и цена продажи. В промежутке цепочки производитель – потребитель стоит ограниченный круг людей. Эта торговля не открыта для крупных и мелких торговцев.
То есть помимо рынка, который находится под бдительным контролем государственной власти, появился «спекулятивный» рынок, ускользающий от всякого контроля. Этот рынок стал устанавливать прямые закупки товара у производителей, нередко с предварительной оплатой закупок. То есть они скупают эти продукты заранее – шерсть до стрижки, пшеницу на корню и т. д. Далее они формировали полученные таким образом большие партии товара и доставляли их в большие города или внешние порты.
Этот вид обмена влечет замену условий коллективного рынка системой индивидуальных сделок. Очевидно, что речь идет здесь о неэквивалентных обменах. И конкуренция которая считается основным законом так называемой рыночной экономики, практически отсутствует. Здесь торговец обладает двумя преимуществами: он разрывает прямую связь между производителем и конечным потребителем продукции (только ему известны условия сделок на обоих концах цепи, а следовательно, и ожидаемая прибыль), а кроме того у него есть наличные деньги, и это главный его аргумент.
Особо ярко он проявляется в торговле на дальние расстояния. Так как здесь увеличивается область свободного маневра. Торговля действует на расстояниях, которые не дают осуществлять над ней обычный контроль, или, по крайней мере, позволяют ослабить его. В этой обширной зоне действий у них есть возможность выбора, и она делает свой выбор, доводя до возможного максимума прибыль. Проиграли на одном маршруте торговли, выиграли на другом. Причем так, что перекрыли все свои потери. Кроме того, они часто привлекали деньги других граждан. И если проигрывали, то списывали проигрыш на всех. А если выигрывали, то в силу закрытости коммерческих операций не делились своим выигрышем.
Из этих крупных прибылей складывались значительные накопления капиталов, тем более что доходы от торговли на дальние расстояния делятся между всего несколькими партнерами. Здесь капитал понимался как совокупность средств, используемых для получения прибыли. Чтобы пользоваться своим преимуществом, не всякому было дано войти в их круг. Напротив, местная торговля распылялась между множеством участников.
Эти торговцы были друзьями государей, поддерживая или эксплуатируя государство. Очень рано, еще в незапамятные времена, они перешагнули национальные границы, действуя заодно с чужими купцами. В их распоряжении была тысяча способов обратить процесс в свою пользу. Вот, например, в XVI веке внутренняя торговля Португалии по своему объему и в предполагаемом стоимостном выражении намного превосходит торговлю перцем, пряностями и редкими снадобьями. Но эта обширная внутренняя торговля зачастую ориентирована на натуральный обмен и потребительскую стоимость. Торговлей же пряностями занимались лишь крупные негоцианты, и поэтому сосредоточивали в своих руках невиданно большие прибыли.
Они процветали благодаря своей эффективности по обеспечению потребностей в крупных поставках армии и больших городов. И именно их эффективность заставляет власти закрывать глаза на нарушения.
«Противорынок» для своего развития требует определенной стабильности общественного устройства, а также определенного нейтралитета, или слабости, или потворства государства. И ему необходима иерархия, чтобы затруднить расширение их круга. Он не изобрел ни рынка, ни потребления, не изобретал, а лишь использовал существовавшие иерархии. «Противорынок» приходит тогда, когда все уже готово.
Среди преимуществ организаторов «противорынка» – информация, ум, культура. И они присваивают все, что в радиусе досягаемости оказывается достойным внимания – землю, недвижимость, ренты и т.д. Если есть возможность, они устраняют своих конкурентов. Именно благодаря весу своих капиталов «противорынку» удается сохранять свои привилегии, удерживать в своих руках крупные международные торговые дела. Обычно крупный купец использует не только свой личный капитал, но и прибегает к кредиту, т. е. к деньгам других людей. И это приводит к перемещению капиталов.
Мир торговли и обмена оказывается организованным в виде жесткой иерархии. Все участники выстраиваются в соответствующем порядке. Счет идет от самых скромных: грузчиков, докеров, разносчиков, возчиков, матросов и до самой верхушки: кассиров, лавочников, маклеров всех разновидностей и названий, ростовщиков и, наконец, негоциантов. Удивительная, на первый взгляд, вещь – разделение труда, быстро возрастающее по мере развития рыночной экономики, затрагивает все это торговое сообщество за исключением его верхушки – негоциантов.
Вплоть до XIX века купец высокого полета никогда не ограничивался каким-либо одним родом деятельности. В зависимости от обстоятельств он – судовладелец, хозяин страховой конторы, заимодавец или получатель ссуды, финансист, банкир или даже промышленник или аграрий. А происходит это потому, что ни один из доступных ему отраслей не является достаточно емкой, чтобы поглотить весь его капитал, возможность получения большой прибыли постоянно перемещается из одного сектора в другой. Конечно, очень выгодны спекуляции и торговля деньгами, но до середины XIX века финансовый капитал не мог подчинить себе всю промышленность и торговлю. У них не хватало ресурса для этого. Сегодня «противорынок» занимается финансовыми рынками, которые контролируют практически всю хозяйственную деятельность людей.
К. Каутский в работе «Экономическое учение Карла Маркса» [3] показал, что в цепочке разделения труда не все участники получают одинаковое вознаграждение. Те, чей труд не требует высокой квалификации, получают мало, а те, чей труд квалифицирован, получают много. Это есть основание занимать в производственной цепочке самые высокооплачиваемые технологии, отдавая низкооплачиваемые другим.


Мир-экономика

И. Валлерстайна [2] создал концепцию, касающуюся мировой истории и получившая название мир-системного анализа. Эта идея совместно с процессом разделения труда позволяет обнаружить процесс формирования социального паразитизма. Мир-системный анализ опирается на работы Ф. Броделя [1], который на основе исторических материалов показал, что мир состоял из ряда «мир-экономик». Слово «мир» здесь обозначает некую самодостаточную общность, независимую от других таких же образований.
Каждый мир-экономика ограничен в пространстве и довольно стабилен. Он всегда имеет свой центр. Им является господствующий город. Центр мира-экономики может перемещаться, что имеет важные последствия для всей системы в целом. Центр всегда — «сверхгород», которому служат другие города и территории.
Математическая модель конкуренции систем борющийся за один ресурс показывает, что идет сначала дивергентный этап. В рамках которого возникает набор конкурентов за пользование ресурса. Затем идет конвергентный этап, когда выявляются победители. Устойчивое состояние будет тогда, когда остается только одна из них. Но время от времени появляются новые конкуренты на лидерство. Так что победившая система находится в постоянной борьбе. В результате этого накапливается социальная информация, повышающая ее конкурентоспособность. Но внешняя среда все время меняется, и появляющиеся конкуренты могут быть более приспособленными к текущим изменениям. Тогда происходит смена лидера.
Это мы видим и в реальности. В 80-е годы XIV века таким центром стала Венеция, в районе 1500 года центр скачком переместился в Антверпен. А в середине века перешел в Геную. В конце 16 начала 17 переместился в Амстердам. На границе 18 и 19 века центр переместился в Лондон и держался там до 1929 года, после чего и по сегодняшний день он находится в Нью-Йорке.
Пространство мира-экономики делится на несколько зон, образующих иерархию: узкий центр, второстепенные, довольно развитые области и в завершение всего огромные внешние окраины.
Центр мир экономики это – высокие цены, но и высокие доходы, здесь банки и лучшие товары, самые выгодные ремесла или промышленные производства и организованное на капиталистический лад сельское хозяйство. Отсюда расходятся и здесь сходятся дальние торговые пути, сюда стекаются драгоценные металлы, сильная валюта, ценные бумаги. Здесь оазисы передовой экономики, опережающие другие регионы. Здесь развиваются передовые технологии и наука.
Это высокое качество жизни заметно снижается, когда попадаешь в соседние страны промежуточной зоны, постоянно соперничающие, конкурирующие с центром. Там большинство крестьян лишены свободы, там вообще мало свободных людей; обмены несовершенны, организация банковской и финансовой системы страдает неполнотой и нередко управляется извне, промышленность и ремесла относительно традиционны.
Центр, соединяет все самое передовое и самое разнообразное, что только существует. Следующее звено располагает лишь частью таких преимуществ, хотя и пользуется какой-то их долей. Громадная же периферия представляет собой архаичность, отставание, легкую возможность эксплуатации со стороны других.
Это породило нынешнюю развитость одних стран и недоразвитость других. Причем развитые стали таковыми, потому что периферия оказалась недоразвитой. Это и есть проявление социального паразитизма.
Отношения ядра и периферии заключается в том, что государства ядра безвозмездно присваивают излишек, созданный в странах периферии.
И. Валлерстайн высказывал мысль, что создать систему из ядра без периферии невозможно. Капиталистическая мир-система с неизбежностью поляризована на центр и периферию, и разрыв между ними не только не уменьшается, а напротив, непрерывно усиливается. Прежде всего, выражается в растущем обнищании трудящихся масс периферийных стран.


Легенды о рынке

У ряда экономистов сложилось устойчивое мнение, что обмен сам по себе играет главную уравновешивающую роль. Что с помощью конкуренции он сглаживает неровности, согласует предложение и спрос. Что рынок – это саморегулирующаяся система – «невидимая рука» Адама Смита, а основа экономики – полная свобода торговли («laissez faire»). Но любой нормальный правитель, едва он озадачится экономической политикой, начинает заботится о национальном рынке, о торговом флоте страны, нуждающемся в защите, о национальной промышленности, которую необходимо поддерживать на внутреннем и внешнем рынке.
Фактические или официальные монополии («противорынок») произвольно устанавливали и устанавливают цены, искажая и фальсифицируя рынок. Сегодня уже понятно отсутствия автоматический выгоды экономического либерализма (laissez faire), но именно этот миф навязывается зависимым от центра мир-экономики странам.
«Противорынок» всегда был монополистическим, а товары и капиталы всегда перемещались одновременно, поскольку капиталы и кредиты всегда были самым надежным средством.
Конечно, масштаб и пропорции современного «противорынка» сильно изменились. Он стал вровень со столь же чрезвычайно возросшими обменами на базовом уровне и полученными в свое распоряжение средствами. Но природа его не изменилась.
«Противорынок» по-прежнему основывается на использовании международных ресурсов и возможностей, он существует в мировом масштабе, по крайней мере, он стремится заполнить весь мир. И главная его нынешняя забота состоит в создание мирового господства.
Он всегда с необыкновенной настойчивостью опирается на монополии де-факто, несмотря на яростное противодействие, с которым он при этом сталкивается.
Но что интересно, «противорынок» не распространяется на всю экономику, на все занятое трудом общество; он никогда не заключает ни того, ни другого в свою, как утверждают, замкнутую и совершенную систему. У нас и сегодня есть на уровне материальной жизни множество примеров самодостаточности, услуг, не учитываемых официальной статистикой, массу ремесленных мастерских. Еще существует рыночная экономика. В ней производство и сбыт продукции подчинены строгому и жесткому закону конкуренции. Постоянно происходит разорение одних возникновение новых участников этой смертельной гонки.
«Противорынок» вырастает преимущественно на самых доходных видах экономической деятельности или, во всяком случае, тяготеет к таким видам, так как от них можно получить много выгоды. Он являясь зоной высоких прибылей. Сегодня несколько десятков тысяч крупных предприятий являются всем, в то время как миллионы мелких – ничем.
С точки зрения Макса Вебера, капитализм в современном смысле этого слова является порождением протестантства или, точнее, пуританства. (Так и называется его книга: «Протестантская этика и дух капитализма»). Но капитал в эпоху возникновения капитализма и есть капитал «противорынка». А он возник как раз в католических странах. К северным странам лишь перешло то место, которое до них долгое время блистательно занимали старые центры средиземноморского «противорынка». Они ничего не изобрели ни в технике, ни в ведении дел. Амстердам копировал Венецию, как Лондон в свою очередь копировал Амстердам. Смещался только центр тяжести мировой экономики, происходящее по экономическим причинам, не затрагивая собственную и тайную природу «противорынка». Переход от юга к северу есть следствие увеличение масштабов. Если раньше поле действия было Средиземноморье, то позднее – стала Атлантика. Благодаря возвышению Атлантики происходит расширение экономики в целом, обмен денежных запасов.
Победа северян не объясняется ни лучшим ведением дел, ни естественной игрой промышленной конкуренции (хотя более низкая заработная плата и обеспечивала их продукции бесспорное преимущество), ни Реформацией. Их политика сводилась к тому, чтобы просто занять место прежнего победителя, не останавливаясь при этом перед насилием. Американцы перехватили первенство у Лондона в результате Второй мировой войны. Они построили свое благополучие на скидывание своей инфляции в разгромленную Европы, наживаясь на чужом горе.

1. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV XVIII вв. / Пер. с фр. Л.Е.Куббеля: М.: Прогресс.
т. 1. Структуры повседневности: возможное и невозможное. 1986. – 624 с.
т. 2. Игры обмена. 1988. – 632 с.
т. 3. Время мира. 1992 – 679 с.
2. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. / Пер с англ. П.М.Кудюкина под общей ред. Б.Ю.Кагарлицкого. — СПб.: Университетская книга, 2001. – 416 с
3. Каутский К. Экономическое учение Карла Маркса. / М.: Госполитиздат.1956. – 232 с.

 

Проект АИРО-XXI «Победа-80»

logo Pobeda 80 240