ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ. 2008. № 2.
С. Коэн. «Вопрос вопросов»: Почему не стало Советского Союза? М.: АИРО-ХХI, СПб., 2007. 200 с.
Стремительное крушение СССР, оказавшееся неожиданным не только для официальных идеологов, но и многих независимых наблюдателей, стимулировало дискуссию о причинах этого фундаментального события. Автор не скрывает, что принадлежит к той группе исследователей, которые рассматривают крушение и распад СССР как «трагедию».Прежде всего, автор отвергает общепринятый тезис об обреченности советской системы и нереформируемости СССР как тоталитарного режима (обоснованию этого посвящена почти целиком первая часть книги). Он доказывает обратное; это государство вполне можно было спасти путем постепенных реформ, наподобие тех, которые, как он считает, привели к отмене рабства в США. Это сравнение, однако, работает не в пользу автора, учитывая, что отмена рабства в США стала возможна лишь в результате кровопролитной гражданской войны. Книга Коэна содержит обзор имеющихся теорий распада СССР, выдвинутых в иностранной (в основном американской) и российской литературе, которые, как считает автор, не верны или верны лишь отчасти. Ключевое значение для решения проблемы имеет определение того, чем в действительности был СССР, и каковы были, следовательно, реальные рамки его реформирования. Различные позиции в современной историографии, определяющие СССР как империю, или как империю «особого рода», отвергаются автором по следующим причинам: во-первых, они были выдвинуты уже постфактум и представляют собой последующее объяснение распада этого многонационального государства, которое ранее не интерпретировалось в категориях имперской государственности; во-вторых, крушение СССР отнюдь не похоже на распад других империй (в том числе Российской) в результате войн и революций; в-третьих, движущей силой распада был не сепаратизм колониальных окраин, а сам «имперский» центр - российское политическое руководство (с. 67-68). Эти наблюдения выглядели бы более убедительно, в случае, если бы установлен был четкий смысл самого понятия империи, которое оказалось настолько размытым в современной историографии, что открывает простор для совершенно различных интерпретаций. Во всяком случае, принятие или отрицание имперской сущности СССР зависит, скорее, от системы критериев определения империи, нежели от выяснения социальной и национальной природы советского режима.
В центре внимания автора - противопоставление социал-демократической концепции эволюционного курса реформ, планировавшихся М.С. Горбачевым (симпатии автора к которым очевидны), и радикального курса капиталистической реставрации, осуществленного Б.Н. Ельциным и молодыми реформаторами в 90-х гг. XX в., которые автор резко осуждает. Утверждение автора о поддержке населением советского строя и отрицательном отношении к последующим либеральным реформам выражает, скорее, его собственные представления и не подкрепляется солидной доказательной базой. Тот факт, что массы (ранее, казалось бы, выступавшие за сохранение Союза) никак не отреагировали на исчезновение СССР, ставит его в тупик и заставляет искать объяснений в факторах метафизического характера (историческая «пассивность русского народа»), или текущей политической конъюнктуры (непопулярность Горбачева в общественном мнении), или вообще в манипулировании сознанием населения со стороны элиты и искусстве применения политических технологий (ликвидация государства была преподнесена деятелями Беловежской встречи как его реформирование) (с. 96). Коэн соглашается с тем, что одной из причин краха СССР было стремление партийной номенклатуры и бюрократии в центре и на местах осуществить захват и приватизацию национальных имуществ. Однако он не выясняет причины того, откуда появилось это стремление и почему оно смогло реализоваться именно в рассматриваемый исторический период, причем в форме распада страны, ограничиваясь сентенцией о том, что экономический фактор -не главное в крушении государства: «СССР убила политика, а не экономика» (с. 77).
Изложенная концепция внутренне противоречива. Отрицая теорию цикличности и возможность проведения параллелей между распадом СССР и Российской империи в одном месте книги, автор утверждает затем обратное — о сходстве и «грозном параллелизме» распада СССР и Российской империи (ср.: с. 68 и 110). Обвиняя режим Ельцина в произвольном перераспределении собственности, он признает в то же время, что в истории России основные национальные богатства уже не раз перераспределялись таким образом в прошлом (в 1917—1918 гг. и в 1929-1933 гг.) (с. 113) и, следовательно, должен согласиться, что с этой точки зрения действия реформаторов означали, скорее, возврат к «нормальному» правовому состоянию вещей, существовавшему до революций XX в. В результате, совершенно неубедителен тезис об отсутствии детерминированности распада СССР (с. 116) и тем более «теория предательства» (с. 117).
Эти методологические противоречия были бы понятны для людей, которые до сих пор оплакивают «социалистическую идею», игнорируя ее теоретическую аморфность и нереализуемость на практике, но они трудно объяснимы в академическом исследовании. Концепция автора возвращает нас к уровню романтической историографии XIX в. с ее представлениями о превратностях «народного духа», моральными суждениями о деградации правящих верхов, погрязших в непотизме, и тезисом о роли «великих людей в истории» в стиле Карлейля. Отказавшись от экономических и социологических схем распада СССР, предложенных в современной науке, Коэн не предложил никакой альтернативной концепции, придя, в конечном счете, к чрезвычайно тривиальному выводу о том, что реальной причиной распада СССР был личностный фактор. «Главную, сущностную причину исчезновения Советского Союза» он усматривает в противоположности «симбиотически связанных воль двух экстраординарных политиков» - Горбачева и Ельцина, столкновение которых, в результате случайного совпадения - их одновременного выхода на историческую арену, — «привело к концу Советского Союза» (с. 95). Этот вывод, конечно, облегчает автору доказательство его тезиса о возможности сохранения СССР. Однако, он едва ли может убедить людей, заставших конец этого государства, погруженного в деспотизм, двоемыслие, духовную апатию, правовой нигилизм, где никакая инициатива или новая идея не имела шансов на реализацию.
Фактический материал книги убедительно свидетельствует против концепции автора: любое настоящее реформирование СССР означало бы такое изменение его фундаментальных основ и ценностей, которое на практике не оставляло никаких перспектив для его сохранения и с неизбежностью вело к созданию нового государства.
А.Н. Медушевский, доктор философских наук
(Институт российской истории РАН)
