airo-xxi.ru

  • Увеличить размер
  • Размер по умолчанию
  • Уменьшить размер
Home О нас пишут Профессор Карл Аймермахер о дружбе и переписке с Вадимом Сидуром

Профессор Карл Аймермахер о дружбе и переписке с Вадимом Сидуром

Интервью с членом международного совета АИРО профессором Карлом Аймермахером // Антиквар / все об антиквариате и коллекционировании,  № 7-8(33-34), июль-август 2009.

Эпистолярный памятник Скульптору

Профессор Карл Аймермахер о дружбе и переписке с Вадимом Сидуром

«…Я не хочу исповедоваться тебе в своей любви. Я просто хочу сказать, что ты один из самых близких мне людей на свете, что чувствую я тебя совершенно родным. …славистов во всем мире очень много, а Аймермахер один. И Сидур один среди скульпторов. И только… наше абсолютное доверие друг к другу, наша бескорыстность сделали возможным то, что на Кантштрассе в Западном Берлине стоит „Треблинка“, в Констанце — „Памятник современному состоянию“, что сейчас будет (дай Бог!) установлен „Памятник погибшим от любви“, что прошли выставки во многих городах Германии, что вышла констанцская книга…

Короче говоря, я кончаю перечислять, потому что всего перечислить невозможно, а говорю с полной ответственностью, что без тебя всего этого не было бы. Ты говоришь, что ты не „рычаг“. Но я не могу с тобой согласиться. Ты рычаг, и я рычаг. Оба мы рычаги в руках той силы, которая вопреки всему, вопреки прошедшим и будущим войнам, вопреки политическим ухищрениям, идеологиям, корысти доказывает, что мир и люди едины».

Из письма Вадима Сидура Карлу Аймермахеру, 2.09.1983

ajmermaher_sidur

В. Сидур (слева) и К. Аймермахер. 1970?е гг. Фото из архива К. Аймермахера

Вадим Сидур — наш земляк. он родился в Екатеринославе, теперешнем днепропетровске, в 1924 г. В 18 лет командовал пулеметным взводом. В конце 1943 г. участвовал в освобождении родного днепропетровска и недалеко от Кривого Рога был тяжко ранен: «…я был убит на войне. Но произошло чудо воскресения, и я остался жить. иногда мне даже кажется, что это было предопределено для того, чтобы я смог в конце концов создать „Памятник погибшим от насилия“, „Треблинку“, „Памятник погибшим от бомб“…»

Ужасы войны и серьезное ранение отложили отпечаток на все творчество скульптора. Позже он писал: «Я считаю, что не совсем верно говорить о моем „жгучем“ интересе к войне, насилию, бесчеловечным жестокостям. Это не интерес и даже не долг, а жизненная необходимость. Многие годы я пытаюсь и не могу освободиться от того, что переполнило меня в те времена. Так появилась скульптура „Раненый“, где голова — кокон из бинтов и только щель рта обнажена».

Закончив Строгановку, Сидур навсегда поселился в Москве. 30 лет мастер создавал свои скульптуры в легендарном Подвале на Комсомольском проспекте, в котором в разное время побывали Юрий Трифонов и Василий Шукшин, Булат окуджава и Юрий левитанский, Виктор Некрасов, Юрий любимов, генрих Белль, джако-мо Манцу, Тонино гуэрра, Милош Форман, академики игорь Тамм, Евгений Велихов, Виталий гинзбург, аркадий Мигдал и многие другие.

Благодаря усилиям московских ученых при жизни скульптора были установлены две большие бетонные композиции: «Структура № 1» — у здания института морфологии человека (1976) и «Структура № 2» — возле института геохимии аН СССР им. В. Вернадского (1980). Немало памятников-надгробий его работы установлено и на знаменитых кладбищах Москвы — Новодевичьем (Е. С. Варги, 1968; и. Е. Тамма, 1973; а. Н. Фрумкина, 1978) и Востряковском.

Однако широкой своей популярностью Сидур обязан ученому из германии, слависту, ученику легендарного Макса Фасмера, основателю и директору института русской и советской культуры имени лотмана (Рурский университет, Бохум), профессору Карлу Аймермахеру. Став страстным приверженцем творчества Сидура, он содействовал установке памятников по его эскизам в городах германии, выпустил монографию о скульпторе и альбомы с его работами. и если на первой выставке в Швейцарии в 1971 г. экспонировалось всего 12 произведений Сидура, собранных аймермахером у друзей художника, живших в разных странах Западной Европы, то уже на выставке в Бохумском музее современного искусства в 1984 г. было показано свыше сотни работ.

Эта дружба продолжалась до самой смерти Сидура в 1986 г. Но и потом Карл Аймермахер продолжал устраивать выставки его произведений в германии, читал о нем лекции, публиковал статьи о творчестве скульптора, выпускал каталоги. Именно он донес до нас мысли Сидура об искусстве, сути творчества и роли художника, сохранив и опубликовав сначала в журнале «октябрь» (1998), а потом и отдельной книгой переписку с ним, длившуюся 15 лет.

 

Господин Аймермахер, когда вы познакомились с творчеством Сидура и с ним лично?

— Впервые я увидел фотографии его скульптур у одного моего приятеля — чехословацкого журналиста в Праге и, честно говоря, не поверил, что подобное искусство возможно в СССР. а познакомились мы в Москве в 1970 г. Я как-то сказал, что стал тогда первым немцем, которому Сидур посмотрел в глаза, как он сам говорил, «не через прицел оружия, не через призму предвзятости и злобы, а освободившись из самой суровой тюрьмы, находящейся внутри самого себя, разрушив стену страха и недоверия, ограждавшую ее».

Сохранилась ваша огромная переписка с Сидуром. о чем были эти письма?

— Наша переписка насчитывает свыше трех тысяч страниц текста. Письма постепенно превращались в своеобразный дневник — документ событий той эпохи. для Сидура, пребывавшего в многолетней изоляции и лишенного обратной связи со зрителем, было большим счастьем узнать из письма о том, что прошла его выставка в одном из городов ФРГ или что установлен очередной его памятник в Оффенбурге или Дюссельдорфе.

Писали мы обо всем, что было главным в тот момент: о творчестве, о политике, о болезнях, о личной жизни, о «современном состоянии» природы и человека. Последнее письмо Вадима Сидура ко мне было написано и отправлено 24 июня 1986 г., за день до смерти, а в письме, датированном 17 августа 1977 г., он писал: «Самая моя большая мечта, чтоб неизвестно, откуда сваливались бы на меня до конца моих дней деньги, достаточные для скромного существования непьющего, соблюдающего диету человека, а я бы, совершенно свободный от материальных забот, творил бы что душе угодно… гарантирую, что в таких условиях моя производительность была бы в два, а то и в три раза большей, чем сейчас. Но я не должен гневить Бога, т. к. в последние шестнадцать лет я поступал именно так (или почти так), как будто нет у меня забот о хлебе насущном. Но в этом „почти“ вся загвоздка!»

Что удивило и привлекло вас в творчестве Сидура?

— Само существование Сидура в советском искусстве нарушает привычные концепции западных искусствоведов о полной несвободе этого искусства. оставаясь членом Союза художников, он свободно творил у себя в Подвале и не требовал показа своих произведений. Это был своеобразный негласный компромисс с властями: они его не трогают до тех пор, пока он от них ничего не требует.

Что вам рассказывал Сидур о ранних годах своего творчества?

— Когда Вадим начинал свой творческий путь, всем руководили «старики», а программы как в системе образования, так и в искусстве определялись нормами, выработанными в предвоенное время. особенно догматически они применялись между 1946 и 1952 гг., в «ждановскую эру». Но по окончании института, т. е. в середине 50-х гг., он пытается идти своим собственным путем, лежащим в стороне от проторенных, ведущих к верному успеху дорог. Страшные впечатления войны, широта интересов и готовность учиться всему новому определили то обстоятельство, что Сидур никогда не растрачивался на мелочную и бесплодную оппозицию по отношению к другим художественным направлениям и не «застрял», как многие его современники, на «советской» проблематике. он смог ввести в сферу искусства многие вопросы, которые в те времена, по сути, не обсуждались.

Работы Сидура при его жизни были мало известны в СССР, но на Западе он стал достаточно популярным. Как это произошло?

— Действительно, творчество Сидура было очень положительно принято в социалистических странах — Чехословакии, Польше, Югославии, и с формальной, и с содержательной точек зрения. а в 1970 г. ему удалось, вопреки всем ограничениям, пробиться даже в Западную Европу. Его скульптуры начали выставлять в германии и в США. Успех Сидура за границей был его первым шагом к освобождению от изоляции. Его ателье в подвале дома не было больше тайным адресом, известным только тесному кругу представителей альтернативного искусства и их друзей, а все больше становилось миром, притягивающим гостей с Запада и Востока. Его фигуративные работы и их проблематика были восприняты на фоне догматического соцреализма как «новый реализм». В этом контексте они внезапно стали выполнять двоякую задачу: с одной стороны, косвенно ставить под сомнение «благостный мир» советского искусства, а с другой — дополнять его в качестве принципиального противовеса.

Если же говорить о сущности работ Сидура, то станет ясно, что формально-эстетические эксперименты у него мотивированы содержанием и постановкой проблемы, причем «новое» или «иное» видение должно усиливать эмоциональную выразительность.

Несмотря на определенную известность, работы Сидура еще не заняли того места, которого они заслуживают. Это связано с тем, что творчество художника не сразу обратило на себя внимание критиков и издателей. Если последние по традиции предпочитают придерживаться надежных в коммерческом отношении классиков, то у критиков (до недавних пор) не пользовалось особым вниманием «фигуративное» искусство.

В своей же стране Сидур как скульптор, казалось, жил в безвестности: его знали только в качестве иллюстратора книг и журналов. Но постепенно работы мастера начали завоевывать признание и советской зрительской аудитории, которую не удовлетворяло искусство тех лет и которая видела в работах Сидура отражение своих проблем. С другой стороны, отсутствие популярности не означало для него ни молчания, ни бездеятельности. Теперь можно с уверенностью сказать, что годы общественного непризнания были для Сидура наиболее интенсивными в творческом плане. Ведь, как он сам написал мне когда-то, искусство во все времена может быть только искусством или неискусством. и с этим нельзя не согласиться.

О чем думал Сидур в последние годы, какие мысли посещали его?

— В течение всей своей жизни Сидур пытался с помощью различных материалов, форм и приемов раскрыть основные вопросы человеческого бытия, по-своему ответить на них, исходя из личного опыта. За полгода до смерти он написал мне: «Я раздавлен тяжестью ответственности, никем на меня не возложенной. Ничего не могу предложить человечеству для спасения.., глобальные вопросы занимают меня как бы по инерции моего прежнего отношения к людям, достойным названия „Homo Sapiens“. …Я уже давно снисходительно отношусь к ошибкам других, но до сих пор не научился прощать себе свои собственные ошибки и не предаваться сожалениям о том, что что-то когда-то было сделано мною неправильно или же вообще не сделано…»

До истинных изменений в культурной жизни, которые в период гласности (а точнее с весны 1987 г.) проникли в средства массовой информации, Сидур не дожил, так же как и до своей первой московской выставки в мае 1987 г.: он умер в июне 1986-го, незадолго до своего 62 летия. С 1987 г. благодаря активному участию сына скульптора — Михаила Сидура и близких друзей его семьи в Москве была организована и открыта постоянная выставка, а с 1989 г. — музей Сидура.

Беседовал Артур РУДЗИЦКИЙ

 

 

 

tpp